о «модельере Виктории» наконец, подстегнуло нужный интерес к моей персоне, жаль, у лиц довольно сомнительных интересов. Зато заказы получались весьма любопытные.
К самой виновнице моего нежданного успеха теперь достаточно регулярно заходили и следователи, и адвокат, и все пытался прорваться Ковальчук — понять, что там с его сейфом. По слухам, прокурорских он доставал довольно долго, пока те не обратили слишком уж пристальное внимание на его заботу о племяннице. Он отстал, но тут вышло полное прояснение позиции — Ковальчук встретился на узкой дорожке возле своего дома с Чернецом и его ребятами.
Судя по всему, разговор вышел коротким, бурным и несуразным. И его прервали очень некстати для обеих сторон — вохровцы, не решившись обеспокоить своего хозяина и городского главу преступности, попросту вызвали милицию. Приехал ОМОН, предложил сразу всем сдаться и без разговоров. И препроводил и Чернеца и самого Ковальчука для дачи показаний по самым разным делам и случаям. Раз уж так получилось.
Вот тут и папка и счета сработали. В сущности, не случись третьего этапа, Ковальчук бы вывернулся, благо, милиция его ни в чем так и не решилась обвинить, даже задерживать надолго не стала, только Чернеца упекли в изолятор для проверки — как подобное часто случается с криминалитетом. И его бы не стали задерживать дольше, чем на трое суток — ведь Ковальчук обвинений не предъявил, решив сам полюбовно разобраться с Протопоповым. Лишь одна проблема осталась — Чернец не с пустыми руками пришел, а с банковскими книжками. В другое время их и не заметили бы, не оставайся милиция на побегушках у самой генпрокуратуры, тут любое движение может показаться подозрительным. Но и докладывать о такой находке наверх особенно не хотелось. В ОВД решили просто подождать, а пока помариновать пару недель в КПЗ вора в законе, несмотря на все его регалии. А после…
В дело вмешались городские газеты, заполнившие номер в первый понедельник марта копиями документов за подписью хозяина «Асбеста» — теми самыми, что так бережно и любезно снимала Оля, что так аккуратно копировал на новые пленки я.
А двадцать пятого февраля, я приехал к Елене, помянуть Артура. Не ответил бы на ее «молнию» в принципе, да и отправился только по настоянию Оли. Солнышко хотел взять с собой, но она только головой покачала — твой друг, ты и обязан просто прибыть. Я и прибыл — и почти все время, проведенное на даче, так и не произнес ни слова. Гостей приехало мало, Елена старательно убрала все пустые стулья и тарелки, но дефицит, щедро расставленный на столе, угнетал даже больше, чем сам повод для встречи.
Приехали родичи, прибыли и с работы и из вуза, где учился Артур, пришли однокашники: всего около дюжины гостей. Рассказывали друг другу истории, вспоминали, делились, обсуждали, больше всех старалась создать знакомую, привычную иллюзию Елена. Ее слушали, но внимали мало и вяло. Странно, но среди приглашенных оказалась и Ирина, очень странно, особенно, если учесть, какая ее роль в гибели брата — хотя хозяйка и не знала об этом, наверняка, не знала.
Ирина больше вспоминала, тоже иллюзорно, свою неслучившуюся любовь, в этом вторя сестре, потом обратилась ко мне, желая узнать, что я думаю о банде Бориса. Я отделался общими фразами — что еще сказать ей? Она не настаивала, пожалела лишь, что я напрасно потратил столько усилий — ей видимо, казалось, что моя печать документов относилась к поискам убийц Артура. Все оказалось куда сложнее.
Всю следующую неделю мы с Олей работали над уже новым этапом, — она обходила редакции местных газет, неприметно бросая в их безразмерные ящики коробки с пленками и отпечатанным на принтере сведениями об их содержании и пожелание обратиться в генпрокуратуру или КГБ по выбору. Я же делал тоже самое, но на почте, в вечерние часы — когда наибольший поток посетителей, когда меня наверняка не сможет опознать или вообще вспомнить о моем существовании затюканная операторша, взвешивавшая бесконечные бандероли и посылки, запечатывая их сургучом и выдававшая квитки об отправке заказным порядком.
Я отправил таким образом пять посылок — в московские редакции, при этом предварительно все тщательно подготовив, чтоб не оказалось претензий ни по весу, ни по упаковке. Каждый раз заходил в новое отделение, вставал в очередь, получал квиток и ехал дальше. За два дня успел. А уж затем, в конце недели, когда мои срочные отправления должны были достичь адресатов, Оля отправилась в свое странствие по редакциям. Чую, выходных в избранных нами восьми газетах не получилось.
Зато статьи вышли почти синхронно. Сперва в «Желтой газете», потом в «Вечерке», уделивших им немало полос. В «Красном рабочем» ничего не появилось, я предполагал, что какая-то из крупных областных газет окажется под влиянием Ковальчука, не знал, какая именно, а потому и решил рассылать веерно.
Больше всех разошлась «Комсомольская правда» — наверное, самая наглая, но и самая авторитетная газета в нынешний период времени. Она не просто посвятила весь номер одному этому расследованию, продолжила во вторник, а в среду читателей ждало сообщение о передаче дела в генпрокуратуру и КГБ, раз уж так просил приславший доброхот, равно как и начале собственного расследования — которые «Комсомолка» проводила последнее время регулярно и с завидной оперативностью, тягаясь с силовыми ведомствами в хватке и проворстве.
А вот Ковальчук, к моему удивлению, молчал. Оля тоже поразилась этому факту, ни в понедельник, когда вышли разоблачающие статьи, ни в последующие дни от руководителей или хотя бы их помощников и секретарей «Асбеста» журналисты, осаждавшие предприятие, так ничего и не добились. Ни грана информации, ни письма, ни пресс-релиза. Будто вымерло все. Да и с Ковальчуком именно такая версия казалась наиболее верной — он не появлялся на работе с пятницы. Во вторник исчез директор, тоже переложивший все свои дела на зама, а затем к исчезнувшим подтянулся и получивший невиданные полномочия второй заместитель.
Не то они уничтожали документы, не то впали в ступор, понять со стороны, да даже изнутри, оказалось невозможным. На этаж никого не допускала охрана, хотя там никого не оказалось, на вопросы тоже не отвечала, молчала, поджидая каких-то новых приказов. А те все не появлялись. К Ковальчуку ездила депутация, но поместье осталось глухо к прибывшим, их даже не пустили на порог, Оля только плечами пожимала, не понимая, что может делать фактический хозяин предприятия, да и я сам не понимал, чего же он ждет. А если не ждет, чем занимается.
Все прояснилось, когда к нему пожаловали комитетчики. В зданиях на Рябиновой, где располагалось городское отделение КГБ, за день до этого стало заметно шумно и тесно. Прибыло много новых лиц, кто-то рассказывал, что накануне в город прилетел
